Аркадий Адамов - Идет розыск [Полный вариант]

Когда Усольцев зашел в кабинет Цветкова, то сразу увидел Лосева, сидевшего в стороне, на диване. Длинная его фигура в сером костюме и светлые волосы четко выделялись на темной обивке дивана, это почему-то бросилось Усольцеву в глаза сейчас.

Он остановился на пороге.

– Заходите, Усольцев, – сухо пригласил его Цветков.

Обращение на «вы» ничего хорошего не сулило.

Виктор молча сел на стул возле стола и неуверенно посмотрел на хмурого Цветкова, перебиравшего на столе карандаши.

– Так вот, – сказал Цветков, сдвигая карандаши в сторону. – Должен сказать, что вы плохо начали свою работу у нас. Не неумело, это бы я вам еще простил, а плохо, – подчеркнул он. – С самого плохого начали и самого, в наших условиях, опасного – с обмана. Вот это мы, Усольцев, не прощаем. И это вы знали.

– Я не обманывал, я…

– Погодите, – приподнял руку Цветков. – Я не кончил. Вы провалили задание с Коменковым, вы не получили у него никаких сведений о Шанине, которого он, оказывается, хорошо знает. Ладно. Это может случиться с новичком. Совсем неопытным новичком, каковым вы и являетесь, потому что Коменков – это пустой орех, его расколоть ничего не стоило. Но вместо того, чтобы честно доложить о неудаче, вы заявили, что задание выполнили, но Коменков о Шанине ничего не знает. Этим вы ввели нас в заблуждение и нанесли прямой вред делу. Такое прощать мы не имеем права. И не прощаем, Усольцев. Вот это первый пункт. Он вам ясен?

Виктор сокрушенно кивнул головой. Оправдываться, казалось, бесполезно, да и не хотелось. Главное, не хотелось. Он готов был просто провалиться сквозь землю от стыда. И это еще при Лосеве. Уж лучше бы присутствовал здесь Откаленко. Тогда Виктор отвечал бы смелее, потому что тогда бы он наверняка злился.

– Но мало этого, – хмуро продолжал между тем Цветков, крутя в руках очки и не глядя на Усольцева. – Вы не только ничего не узнали. Вы умудрились вселить в Коменкова уверенность, что он приобрел в МУРе ценного дружка, который его в любой момент выручит, стоит только позвонить ему по телефону. И Коменков стал вести себя после встречи с вами еще увереннее и наглее. Стал хвастать направо и налево этой связью и порочить тем МУР, всех нас, – с нарастающей досадой проговорил Цветков. – Всех! Как же вы посмели так поступить? Вы опозорили людей, которые годы честно здесь работают.

Усольцев еще ниже опустил голову и продолжал молчать.

Замолчал и Цветков.

Согнувшись, сидел на своем диване Лосев и смотрел на Усольцева, как-то по-новому смотрел, сурово и брезгливо. Редко можно было заметить у Лосева такой взгляд. А Виталий думал про себя: ведь он шел к Цветкову, настроенный почти благодушно к провинившемуся Усольцеву, настроенный на строгую, конечно, но вполне товарищескую отповедь. Но жесткие, беспощадные слова Цветкова, его тон, не допускающий никакого прощения, подействовали и на Виталия. Все происходящее сразу окрасилось по-иному и вызвало у него волну новых чувств.

Да, Усольцев, в принципе, может быть, и не такой уж плохой парень и в другом месте может работать, как все, и даже приносить какую-то пользу. Но здесь, у них, где требуется предельная честность и надежность, где любая ложь может обернуться поражением, а то и трагедией, где все они немало рискуют и все строится на доверии друг к другу, здесь, в МУРе, такому человеку, как Усольцев, конечно, не место. Теперь Виталию это стало ясно. И еще ему сейчас было стыдно, что сам он только что мог думать иначе, мог этого Усольцева простить.

– Что скажешь, Лосев? – спросил Цветков, не поворачивая головы.

– Я согласен с вами, Федор Кузьмич, – твердо ответил Виталий. – Сначала, признаюсь, я думал, что это можно еще поправить. Но теперь…

– Это, однако, твой подчиненный.

Виталий уловил явную укоризну в тоне Цветкова.

– Да, – согласился он. – И тут моя оплошность. Прав оказался Откаленко. Он товарищу Усольцеву с самого начала не верил. А я…

Виталий запнулся.

– А ты? – спросил Цветков.

– А я хотел верить. Но не разобрался, не увидел слабых сторон нового товарища. И не помог, когда еще можно было.

– Сейчас поздно помогать, считаешь?

– Сейчас?.. – Виталий подумал и медленно сказал. – Сейчас опасно иметь его рядом, я считаю. Доверие кончилось.

– Так. Выходит, тут и твоя вина. Согласен?

– Согласен.

– И еще один тебе урок.

– Тоже согласен.

– И всем нам, – как всегда справедливо разделил вину Цветков.

В кабинете на миг воцарила тишина.

– Что скажете, Усольцев? – спросил Цветков.

Виктор, поборов себя, коротко ответил, не отрывая глаз от пола:

– Я не буду оправдываться. Виноват… Во всем… Только я не хотел этого…

– Не хотел, – задумчиво повторил Цветков. – Но сделал. Выходит, понимал, что это плохо, и все же так поступил. Гм… Это еще хуже. Что ж, – вздохнул он. – Будем решать, будем решать…

И вот тут Усольцев разозлился. Ему показалось, что Цветков просто поймал его на слове, хитро поймал, коварно и тем самым несправедливо усугубил его вину. И он сказал с вызовом:

– А решать будете не вы, а руководство. И оно отнесется объективнее.

– Вот как? – удивился Цветков. – Значит, вы хотите остаться у нас? – он словно пропустил мимо ушей упрек в необъективности. – Вы считаете это возможным и даже рациональным?

– Да, считаю. Мне, молодому специалисту, не было оказано помощи со стороны товарища Лосева. Вы сами это сказали.

– М-да. Выходит, ничего он не понял, – как бы про себя сказал Цветков и обратился к Усольцеву: – Ладно. Обещаю вполне объективное рассмотрение вашего дела. А пока отстраняю вас от работы.

– А я возражаю.

– Ну, ну. Тут уж разрешите мне командовать. А что касается Лосева, он получит за вас выговор. Слышишь, Лосев?

– Так точно.

– Вот и все, Усольцев. Можете быть свободны.

Виктор поднялся и, не попрощавшись, вышел из кабинета. Когда за ним закрылась дверь, Цветков спросил:

– Ну, что скажешь?

– Я уже все сказал, Федор Кузьмич, – хмуро ответил Лосев.

– Да-а. Рано он к нам попал, вот что. Ошибка это.

– С каким же предложением вы выйдете к руководству?

– Я не буду предлагать уволить его из органов милиции. Но у нас, в МУРе, ему не место. Это теперь ясно. Считаю, надо проверить на менее ответственной работе. Может, урок пойдет на пользу. Как полагаешь?

– Был бы Откаленко, он бы предложил вообще выгнать, – улыбнулся Виталий. – Ручаюсь. Ну, а я думаю, еще раз можно испытать.

– Хм. И оба, вроде, правы. Благо, не вам решать, – Цветков ожесточенно потер ладонью затылок и неожиданно спросил: – А что Коменков, звонил Усольцеву, не знаешь?

– Звонил.

– При тебе?

– Усольцев доложил.

– Просил о встрече?

– Да.

– А ты?

– Запретил.

– Правильно. Коменков нам сейчас бесполезен. Он к их делам не допущен. Так?

– Так.

– А нам, милый мой, нужен путь к этому самому Льву Константиновичу. Кто его может нам указать, как полагаешь? Ну, знаю. Во-первых, ты скажешь, Нина Сергеевна. Так? А кто еще?

– Возможно, Глинский. И вряд ли Бобриков. Помните? Его Лев Константинович на свидание к Нине вызывал. Значит, не очень-то он ему доверяет. И приближает. Ну, Шанина и подавно. Вот и все пока! Никого другого мы не знаем, – с сожалением произнес Виталий и добавил: – Если вылущить, то группа, по существу, не так уж велика. Эта пятерка и два водителя.

– Одного человека еще забыл.

– Это кого?

– Свиридова.

– Ну, с тем у Льва Константиновича, видно, вообще только переписка.

– Как знать. Мы этой линией до сих пор мало занимались. Потому и видно нам мало. Что Албанян-то не вернулся еще?

– Пока нет. В Лялюшках сидит.

– Лялюшки, – ворчливо повторил Цветков. – Линия сбыта у них – это не только Лялюшки, учти. Куда они, к примеру, пряжу дели?

– Надо того усатенького спросить, который ее получал.

– Кто его видел?

– Вера видела. Хрисанова. Ну, вообще, вся их бухгалтерия.

– И никто ничего интересного в нем не подметил?

– Ничего. Кроме усов, правда.

– Дались тебе его усы, – усмехнулся Цветков.

– А вы знаете, Федор Кузьмич, – вдруг оживился Виталий. – Лена говорила, что эта ее Липа – бывший гример и кому-то она усы недавно делала. Надо бы поинтересоваться.

– Вот и поинтересуйся. И еще раз поинтересуйся Глинским. Есть у него путь к Льву Константиновичу или нет? Осторожненько побеседуй, по-нашему. А официально его завтра Виктор Анатольевич будет снова допрашивать.

Лосев вернулся к себе в комнату, удобно расположился за столом, вытянув длинные ноги в проход, чуть не до стола Откаленко, и задумчиво посмотрел на телефон, потом, вздохнув, протянул к нему руку. И в тот же миг телефон зазвонил сам так внезапно, что Виталий невольно вздрогнул и поспешно снял трубку.

– Лосев. Слушаю.

– Виталий Павлович, к вам Глинский просится, – доложил дежурный внутренней тюрьмы. – Привести?